-Метки

Маски автомобили акварели рисунок гравюра скульптура акварельрисунок гравюра скульптура антиквариат артрит артроз ревматизм архитектура дворцы замки мосты архитектура замки и дворцы мечети мосты архтектура блины блины булочки блины, булочки блюда из мяса блюда из овощей блюда из птицы блюда из рыбы вареники витамины и полезные продукты внутрение органы внутренние органы водопады вулканы выпечка вязание спицы голливуд головная боль города горы горы пещеры озера каньоны дачный участок дворцы деревни деревья десерты дети в живописи диеты дизайн интерьера и ремонт долины дыхательная система женские образы живопись 18 век живопись 20 век живопись старых мастеров животные фото закуски замки запеканки здоровое сердце и сосуды здоровые зубы здоровые ноги здоровье знаменитости художники балет знаменитые женщины зрение иллюстрации имидж красоты италия каньоны гейзеры вулканы кратеры кино компоты и напитки компоты напитки котейли соки консервирование кошки фото и в живописи кулинария ледники лепешки рецепты хорошего теста лес лечение простуды орз орви любимые актеры макрофотографиибабочкинасекомые мамины рецепты маски уход за лицом волосами и телом маски уход за лицом волосами и телом косметика маски уход за лицомволосами и телом косметика мода монастыри храмы соборы море народные рецепты натюрморты с цветами национальные парки небо рассветы закаты огород огородные секреты озера оладьи лепешки острова париж парки мира пейзажи разные живопись печенье пещеры пироги пироги пирожки пицца подводный мир полезные советы компьютерная помощь полезные советы полезные советы компьютерная помощь поля праздники природа птицы пустыня путешествия разное и самое интересное в мире рассветы реки реклама россия сад на подоконнике сады мира салаты сердечно сосудистая система сердечно-сосудистые заболевания советские соусы соусы маринады подливы ссср стихи поэты писатели супы тесто торты торты бискиты пирожные торты пирожные бисквиты рулеты торты, пирожные, бисквиты, рулеты украшения драгоценности фарфор хрусталь стекло фитнес йога фото франция хачапури цветы в живописи цветы на даче цветы фото чебуреки

 -Рубрики

 -Цитатник

Ответ LK-mel0dia и иже с ними - (2)

LK-mel0dia написала: "сталин был справедливым. Вы верите сплетням справедливо осужденных...

Интересные окрасы породистых кошек - (0)

Кошки прекрасны в любом проявлении. Сегодня, с появлением все новых пород, можно выбрать...

Баклажаны снова хит сезона! - (0)

  Баклажаны снова хит сезона!   Вот и настала та благодатная пора, ког...

9 хитростей поваров-профи, которые нужно знать - (0)

Почему в ресторанах подают такие вкусные и красивые блюда? Потому что повара знают, как ...

Какие сыры обязательно должны быть дома для приготовления пиццы - (0)

Пиццы без сыра просто не бывает. Со всем остальным можно идти по пути наличия или исключ...

 -Поиск по дневнику

Поиск сообщений в Аэлита_54

 -Подписка по e-mail

 

 -Интересы

дневник обо всем


Вернисаж живописи на тему *И пусть ушедшие вновь в письмах оживут...*

Четверг, 05 Июня 2014 г. 22:46 + в цитатник
Цитата сообщения klassika

 




*Великие - в душе ведь тоже дети - седые классики, застывшие в портрете.
Огонь их чувств вулканом дивных писем - через года живой их голос слышен!
Доступен сердцу их священный прах- бессмертием, запечатлённым в письменах.
Джек Лондон, Роберт Шуберт, Мандельштам- какие женщины к родным устам
с любовию когда-то припадали, какие помыслы и дали открывали...
Из писем - и в себе доступнее понять - как и великие могли любить, страдать...
Кто лучше их мог чувства передать в стихах, скульптуре и волшебных звуках,
чтоб и потомки чувства пронесли в неповторимых радостях и муках....
И пусть ушедшие вновь в письмах оживут - ведь чувства вечны - и "сраму не имут!"*


Прослушать запись Скачать файл
Франц Шуберт


The Letter Auguste Toulmouche

«Любовь сильнее смерти и страха смерти; только ею, только любовью держится и движется жизнь» (Иван Тургенев).


The Love Letter Charles Baugniet

 
 
ЛЮБОВЬ в письмах выдающихся людей XVIII и XIX века

Г. И. Успенский - А. В. Бараевой, впоследствии его жене

УСПЕНСКИЙ Глеб Иванович (1840 - 1902), писал эти письма А. В. Бараевой, ставшей впоследствии его женой, в период 1868 1874 г. В 1893 г. его постигла душевная болезнь, от которой он и скончался.


Голубчик, 5 часов утра. Я работал отлично целый вечер и не спускал глаз с милого лица вашего, которое предо мною. Только это умненькое личико, только эта вера в наше будущее «вместе» опять держит меня теперь. Иначе бы умер, п. ч. на волосок от страшной тоски.
Рука устала, пишу скверно, - но все-таки еще две строчки. Я вам писал в Москву, и по моим расчетам вы должны были получить его во вторник. Я удивляюсь, отчего вы не получили? «Отеч. Зап.» и «Раззорение» послал сегодня в Елец... Прочитал письмо Аркадия (?) к Анне Вас*. Он пишет с полстраницы и начинает «Мил. Гос.» Но как он любит вас! Мне кажется, что я не могу так пламенно любить; по крайней мер я на письме не могу передать вам, как я люблю вас, птичка моя, ласточка!..

Часы у меня перестали бить; хотя об гири висят, как следует. Это они по вас.
Босиком не хожу и осенью. Впрочем, вчера утром зашел в один трактир выпить пива... В комнате и на столь у меня все по старому. Щетки, окурки, «Современник» (старый), лоскутки... На шкапу висит серое пальто, которым я подметаю пол... Все по старому - только вас нет и скучно-скучно мне, сиротинушке… …Видел я, что Анна Вас. посылает
вам из химической лаборатории какие-то штуки, надо быть, для туалета. Милая, зачем такая роскошь для народной школы?!

Голубчик мой! Красавица! Ангел мой! Ваши часики бьют сию минуту. Господи! Зачем вас нет... и зачем эти духи пачули!


*****


... И во всяком случае мы будем жить. Ты заботишься обо мне? Ты больна, худенькая, мученица, девочка, беспокоишься за меня... Думал ли я когда-нибудь! Я думал, что кроме ругательств за неотдачу 3 руб. как.-ниб. Сорокину - ничего не будет в моей жизни. Ты, милый, хороший друг мой! Люблю тебя всей душой и не уйду от тебя никуда и никогда. Ангел мой и друг дорогой. Я об том только и просил тебя, чтобы ты не думала, что будешь (нуждаться?) в Петербурге. Чтобы ты раз навсегда решилась. Как не велико сквалыжничество писателей-редакторов - они все-таки сами придут ко мне и во всяком случай не дадут умереть с голоду...

... Нервы твои расшатаны хуже моего. И я смею еще более мучить тебя! Твои бледные губы, бледное личико твое, славная моя, добрая, бесценная моя умница. Господи! Если б мне поздороветь нервами и телом - как бы я берег каждую минутку твою! Я готов заплакать теперь от этого - верь мне, - но у меня слезы во всем лице, глаза режет, а не плачу. Прости меня, крошка, голубчик, в последний раз!

Твой всегда Глеб.


*****


Дорогой, дорогой друг мой Бяшечка. Я приеду, приеду к тебе, милая моя, как только достану денег. Я хочу к тебе давно и каждый день собираюсь ехать, но ты себе представить не можешь, сколько у меня неприятностей и зацепок. Писать я тебе не пишу, потому что каждый день думаю уехать завтра - и нельзя. Теперь я уеду скоро, непременно через несколько дней, - если можешь, погоди спокойно, - а то я мучаюсь, читая 2 последние письма твои. Милый друг, как тебе худо и как я глуп и скот, что пришлось устроить житье врозь... Могу ли я взяться за перо и о чем-нибудь тебе писать, когда я хочу тебя видеть? А Саша, - идет ли он с ума у меня? Милый друг, если можно, погоди несколько дней - теперь скоро я пр1еду и останусь до апреля. Неужели ты думаешь, что сидеть одному, когда Саше год, - хорошо? Могу ли я писать в такую минуту что-нибудь толково и подробно? Ты поймешь это и простишь меня.

... Я ужасно рад, что ты познакомилась с Тургеневым - это отлично. Ты узнаешь, что значит и что такое настоящий писатель, а не та с……, которая пишет теперь вместе со мной... Впрочем, Забелло вылепил мой бюст, который будет на выставке в Акад. Худ. Я к нему ездил от тоски 5 раз по 2 часа. Это просто от тоски, у меня перо валилось из рук все время, - а что я буду рассказывать тебе о том, что пишу, когда я пишу чушь. Я на 10 лет вперед знал каждый свой теперешний день, и знаю, что будет. Что же мне писать тебе и говорить тебе об таком вздор. Уверяю тебя - все это вздор - и бюсты, и похвала, и книги, и писания мои - от этого я и не говорил тебе об этом ничего никогда. Итак, ради Бога, как это ни странно кажется тебе - все, что я делаю, - если даже и злюсь, - все это исходит из любви к тебе, настоящей любви, пойми ты это и верь... без всяких дурных мыслей о себе (так как ты о себе плохо думаешь)...
 
 
 (220x40, 4Kb)

A Shared Secret Vittorio Matteo Corcos - 1888

George Romney (1734–1802) Portrait of Catherine Clemens

 
 
ЛЮБОВЬ в письмах выдающихся людей XVIII и XIX века

ЧЕРНЫШЕВСКИЙ, Николай Гаврилович (1828 - 1889), писал эти письма жене своей, Ольге Сократовне, из ссылки, продолжавшейся почти всю его жизнь (с 1862 г.), включая еще 7 лет каторги и 2 года крепости. Будучи человеком чрезвычайно высокого морального образа мыслей и нежно любя О. С. Чернышевский в письмах к жене старался всячески скрыть от нее тягости ссылки, а одно время совершенно прекратил ей писать, стараясь вычеркнуть себя из ее жизни, чтобы дать ей возможность выйти вторично замуж и снова обрести личное счастье.


Милый мой Друг, Радость моя, Лялечка.

Каково-то поживаешь Ты, моя красавица? По Твоим письмам я не могу составить определенного понятия об этом. Вижу только, что Ты терпишь много неудобств. Прости меня, моя милая Голубочка, за то, что я, по непрактичности характера, не умел приготовить Тебе обеспеченного состояния. Я слишком беззаботно смотрел на это. Хоть и давно предполагал возможность такой перемены в моей собственной жизни, какая случилась, но не рассчитывал, что подобная перемена так надолго отнимет у меня возможность работать для Тебя. Думал: год, полтора, - и опять журналы будут наполняться вздором моего сочинения, и Ты будешь иметь прежние доходы, или больше прежних. В этой уверенности я не заботился приготовить Независимое состояние для Тебя. Прости меня, мой милый Друг.

Если б не эти мысли, что Ты терпишь нужду, и что моя беспечность виновата в том, я не имел бы здесь Ни одного неприятного ощущения. Я не обманываю Тебя, говоря, что лично мне очень удобно и хорошо здесь. Весь комфорт, какой нужен для меня по моим грубым привычкам, я имею здесь. Располагаю своим временем свободнее, нежели мог в Петербурге: там было много отношений, требовавших церемонности; здесь, с утра до ночи, провожу время, как мне. Обо мне не думай, моя Радость; лично мне очень хорошо жить. Заботься только о Твоем здоровье и удобстве, мысли о котором - единственные важные для меня.

Я не знаю, собираешься ли Ты и теперь, как думала прежде, навестить меня в это лето. Ах, моя милая Радость, эта дорога через Забайкалье пугает меня за Твое здоровье. Я умолял бы Тебя не подвергаться такому неудобному странствовании по горам и камням, через речки без мостов, по пустыням, где не найдешь куска хлеба из порядочной пшеницы. Лучше, отложи свиданье со мною на год. К следующей весне я буду жить уже ближе к России: зимою или в начале весны можно мне будет переехать на ту сторону Байкала, - и нет сомнения, это будет сделано, потому что все хорошо расположены ко мне. Вероятно, можно будет жить в самом Иркутска, - или даже в Красноярске. Путь из России до этих городов не тяжел. Умоляю Тебя, повремени до этой перемены моего жилища.
Милая моя Радость, верь моим словам: теперь уже довольно близко время, когда я буду иметь возможность заботиться о Твоих удобствах, и Твоя жизнь устроится опять хорошо. Здоровье мое крепко; уважение публики заслужено мною. Здесь, от нечего делать, выучился я писать занимательнее прежнего для массы; мои сочинения будут иметь денежный успех.

Заботься только о своем здоровье. Оно - единственное, чем я дорожу. Пожалуйста, старайся быть веселою.

Целую детей. Жму руки Вам, мои милые друзья.

Крепко обнимаю Тебя, моя миленькая Голубочка Лялечка.

Твой Н. Ч.
Будь же здоровенькая и веселенькая. Целую Твои глазки, целую Твои ножки, моя милая Лялечка. Крепко обнимаю Тебя, моя Радость.


*****


Милый друг мой, Оленька,

Целую Тебя за Твои письма от 31 мая, 20 июня, 3, 13 и 19 шля. Ты выражаешь в них с достойным Тебя самоотверженным чувством любви намерение приехать сюда. Отвечаю, как можно короче, - в надежде, что краткость моего письма поможет ему поскорее дойти до Тебя, чем я очень дорожу.

Ты знаешь, что Твоя любовь ко мне - все счастье моей жизни. Стало быть, нечего говорить о том, желал ли б я, чтобы жить нам с Тобою вместе, если б это было возможно. Но возможно ли это, - вопрос, который подлежит решению в Петербурге.

От кого зависит решение, я не знаю определительно. Полагаю, что для удовлетворительного решения необходимо внесете дела на Высочайшее усмотрение. Без того, нельзя решить вопроса так, чтобы Твое спокойствие подле меня было достаточно обеспечено.

Почему я так думаю, пусть будет все равно. Пусть будет довольно для Тебя знать, что я так думаю.

Умоляю Тебя, пощади себя. Не предпринимай поездки с такими недостаточными гарантиями, как в 1866 году. Заклинаю Тебя, пощади себя.

И если бы оказалось, что можно Тебе ехать жить со мною, то видеть Тебя здесь, - и не здесь только, но хоть бы где-нибудь е Якутской области, - хоть бы в самом Якутске, - было бы смертельным мучением для меня. Не подвергай меня такому страданию.

Но мне одному, - мужчине, - здоровому, - привыкшему жить в тех условиях, в каких живу, - мне здесь недурно. Это я говорю Тебе по совести: моя жизнь здесь достаточно хороша для меня.

Я совершенно здоров. Благодарю Сашу за его письмо. Целую его и Мишу.

Тысячи и тысячи раз обнимаю и целую Тебя, моя милая.
Твой Н. Чернышевский
 
 
 (220x40, 4Kb)

Memories and Regrets Alfred Stevens - circa 1875

Mademoiselle Louise Jacquet, actress Jean-Étienne Liotard - 1748-1752

The Letter Florent Willems

The Love Letter Alfred Stevens

The Love Letter Raimundo de Madrazo y Garreta

Woman in a Garden Julius LeBlanc Stewart - 1896

Young Woman in an Interior Auguste Toulmouche - 1881


 
 
ЛЮБОВЬ в письмах выдающихся людей XVIII и XIX века


ТУРГЕНЕВ, Иван Сергеевич (1818 - 1883), с 1847 года жил большею частью за границей, в Париже, где весьма сдружился с артистическою четою Виардо. С г-жой Полиною Виардо, знаменитою певицею, к которой И. С. относился с чрезвычайною идеальною нежностью, он постоянно переписывался во время его или ее отлучек из Парижа.


Париж, воскресенье вечером, июнь 1849


Добрый вечер. Как вы поживаете в Куртавенел? Держу тысячу против одного, что вы не угадаете того, что... Но хорош же я, держа тысячу против одного - потому что вы уже угадали при вид этого лоскутка нотной бумаги. Да, сударыня, это я сочинил то, что вы видите - музыку и слова, даю вам слово! Сколько это мне стоило труда, пота лица, умственного терзания, - не поддается описанию. Мотив я нашел довольно скоро - вы понимаете: вдохновение! Но затем подобрать его на фортепиано, а затем записать... Я разорвал четыре или пять черновых: и все-таки даже теперь не уверен в том, что не написал чего-нибудь чудовищно-невозможного. В каком это может быть тоне? Мне пришлось с величайшим трудом собрать все, что всплыло в моей памяти музыкальных крох; у меня голова от этого болит: что за труд! Как бы то ни было, может быть, это заставить вас минуты две посмяться.

Впрочем, я чувствую себя несравненно лучше нежели я пою, - завтра я в первый раз выйду. Пожалуйста, устройте к этому бас, как для тех нот, которые я писал наудачу. Если бы ваш брать Мануэль увидел меня за работой, - это заставило бы его вспомнить о стихах, которые он сочинял на Куртавенельском мосту, описывая конвульсивные круги ногой и делая грациозные округленные движения руками. Черт возьми! Неужели так трудно сочинять музыку? Мейербер - великий человек!!!


******


Вторник, 1 (13) ноября 1850. С.-Петербург.


Willkommen, theuerste, liebste Frau, nach siebenjahri-ger Freundschaft, willkommen an diesem mir heiligen Tag! Дал бы Бог, чтобы мы могли провести вместе следующую годовщину этого дня и чтобы и через семь лет наша дружба оставалась прежней.

Я ходил сегодня взглянуть на дом, где я впервые семь лет тому назад имел счастье говорить с вами. Дом этот находится на Невском, напротив Александринского театра; ваша квартира была на самом углу, - помните ли вы? Во всей моей жизни нет воспоминаний более дорогих, чем те, которые относятся к вам... Мне приятно ощущать в себе после семи лет все то же глубокое, истинное, неизменное чув­ство, посвященное вам; сознание это действует на меня благодетельно и проникновенно, как яркий луч солнца; видно, мне суждено счастье, если я заслужил, чтобы отблеск вашей жизни смешивался с моей! Пока живу, буду стараться быть достойным такого счастья; я стал уважать себя с тех пор, как ношу в себе это сокровище. Вы знаете, - то, что я вам говорю, правда, насколько может быть правдиво человеческое слово... Надеюсь, что вам доставит некоторое удовольствие чтение этих строк... а теперь по­звольте мне упасть к вашим ногам.


*****


С.-Петербург, четверг 26 окт. (7 нояб.) 1850.


Дорогая моя, хорошая m-me Виардо, theuerste, lieb-ste, beste Frau, как вы поживаете? Дебютировали ли вы уже? Часто ли думаете обо мне? нет дня, когда дорогое мне воспоминание о вас не приходило бы на ум сотни раз; нет ночи, когда бы я не видел вас во сне. Теперь, в разлуке, я чувствую больше, чем когда-либо, силу уз, скрепляющих меня с вами и с вашей семьей; я счастлив тем, что пользуюсь вашей симпатией, и грустен оттого, что так далек от вас! Прошу небо послать мне терпения и не слишком отдалять того, тысячу раз благословляемого заранее момента, когда я вас снова увижу!

Работа моя для «Современника» окончена и удалась лучше, чем я ожидал. Это, в добавление к «Запискам охотника», еще рассказ, где я в немного прикрашенном виде изобразил состязание двух народных певцов, на котором я присутствовал два месяца назад. Детство всех народов сходно, и мои певцы напомнили мне Гомера. Потом я перестал думать об этом, так как иначе перо выпало бы у меня из рук. Состязание происходило в кабачке, и там было много оригинальных личностей, который я пытался зарисовать a la Teniers... Черт побери! какие громкие имена я цитирую при каждом удобном случае! Видите ли, нам, маленьким литераторам, ценою в два су, нужны крепкие костыли для того, чтобы двигаться.

Одним словом, мой рассказ понравился - и слава Богу!
 
 
 (220x40, 4Kb)

The Love Letter Augustus Leopold Egg

The Letter Thomas Benjamin Kennington

The Letter Charles Baugniet

The Love Letter John Califano - circa 1890

The Letter Alfred Stevens

The Letter Arthur Merton Hazard - 1903

 
 
ЛЮБОВЬ в письмах выдающихся людей XVIII и XIX века


БЛИНСКИЙ, Виссарион Григорьевич (1810 - 1848), женился в 1843 г. на М. В. Орловой, служившей в Москве классной дамой в Институте. Свадьбе предшествовала довольно обширная переписка, в которой Белинский, главным образом, убеждал М. В. отказаться от различных мелких предрассудков, связанных с браком.


Спб. 1843 г., сентября 7-го, вторник

Вчера должны были вы получить первое письмо мое к вам. Я знаю, с каким нетерпением, с каким волнением ждали вы его; знаю, с какою радостью и каким страхом услышали вы, что есть письмо к А. В., и какого труда стоило вам с сестрою принять на себя вид равнодушия. Я не мог писать к вам тотчас же по приезде в Петербург, потому что жил на биваках и был вне себя. Первое письмо мое написано кое-как. В продолжение дней, в которые должно было идти оно в М., я только и думал о том, когда вы получите .его; я мучился тем же нетерпением, как и вы; мысль моя погоняла. ленивое время и упреждала его; с радостью видел я наступление вечера и говорил себе: «днем меньше!» Но вчера я был, как на углях, рассчитывая, в котором часу должны вы получить мое письмо. Я не могу видеть вас, говорить с вами, и мне остается только писать к вам; вот почему второе письмо мое получите вы, не успевши освободиться из-под впечатления от первого. Мысль о вас делает меня счастливым, и я несчастен моим счастьем, ибо могу только думать о вас. Самая роскошная мечта стоит меньше самой небогатой существенности; а меня ожидает бо­гатая существенность: что же и к чему мне все мечты, и могут ли они дать мне счастье? Нет, до тех пор, пока вы не со мной, - я сам не свой, не могу ничего делать, ничего думать. После этого очень естественно, что все мои думы, желания, стремления сосре­доточились на одной мысли, в одном вопросе: когда же это будет? И пока я еще не знаю, когда именно, но что-то внутри меня говорить мне, что скоро. О, если бы это могло быть в будущем месяце!

Погода в Петербурге чудесная, весенняя. Она прибыла сюда вместе со мною, потому что до моего приезда здесь были дождь и холод. А теперь на небе ни облачка, все облито блеском солнца, тепло, как в ясный апрельский день. Вчера было туманно, и я думал, что погода переменится; но сегодня снова блещет солнце, и мои окна отворены. А ночи? Если бы вы знали, какие теперь ночи! Цвет неба густо-темен и в то же время ярко блестящ усыпавшими его звездами. Не думайте, что я не берегусь, обрадовавшись такой погоде. Напротив: я и днем, как и вечером, хожу в моем теплом пальто, чему, между прочим, причиною и то, что еще не пришел в П. посланный по транспорту ящик с моими вещами, где и обретается мое летнее пальто. Впрочем, днем нет никакой опасности ходить в одном сюртуке, без всякого пальто, но вечером это довольно опасно, и вот ради чего я и днем жарюсь... (в) зимнем пальто. Мне кажется, что в Москве теперь должна быть хорошая погода. Не забудьте уведомить меня об этом: московская погода очень интересует меня. Не поверите, как жарко: окна отворены, а я задыхаюсь от жару. На небе так (ярко) и светло, а на душе так легко и весело!

Без меня мои растения ужасно разрослись, а что больше всего обрадовало меня, так это то, что без меня расцвела одна из моих олеандр. Я очень люблю это растете, и у меня их целых три горшка. Одна олеандра выше меня ростом. После тысячи мелких и ядовитых досад и хлопот, Боткин, наконец, уехал за границу. Это было в субботу (4 сент.). Я провожал его до Кронштадта. День был чудесный, - и мне так отрадно было думать и мечтать о вас на море. Расстались мы с Б. довольно грустно, чему была важная причина, о которой узнаете после. Странное дело! Я едва мог дождаться, когда перейду на мою квартиру, а тут мне тяжела была мысль, что я вот сегодня же ночую в ней. И теперь еще мне как-то дико в ней. Впрочем, это будет так до тех пор, пока я вновь не найду самого себя, т.-е., пока вы не возвратите меня самому мне. До тех пор мне одно утешение и одно наслаждение: смотреть на стены и мысленно определять перемещение картин и мебели. Это меня ужасно занимает.

Скажите: скоро ли получу я от вас письмо? Жду - и не верю, что дождусь, уверен, что получу скоро - и боюсь даже надеяться. О, не мучьте меня, но, ведь, вы уже послали ваше письмо, и я получу его сегодня, завтра! - не правда ли?

Прощайте. Храни вас Господь! Пусть добрые духи окружают вас днем, нашептывают вам слова любви и счастья, а ночью посылают вам хорошие сны. А я, - я хотел бы теперь хоть на минуту увидать вас, долго, долго посмотреть вам в глаза, обнять ваши колени и поцеловать край вашего платья. Но нет, лучше дольше, как можно дольше, не видаться совсем, нежели увидеться на одну только минуту, и вновь расстаться, как мы уже расстались раз. Простите меня за эту болтовню; грудь моя горит; на глазах накипает слеза: в таком глупом состоянии обыкновенно хочется сказать много и ничего не говорится, или говорится очень глупо. Странное дело! В мечтах я лучше говорю с вами, чем на письме, как некогда заочно я лучше говорил с вами, чем при свиданиях. Что-то теперь Сокольники. Что заветная дорожка, зеленая скамеечка, великолепная аллея? Как грустно вспомнить обо всем этом, и сколько отрады и счастья в грусти этого воспоминания!
 
 
 (220x40, 4Kb)

Reading the Letter Thomas Benjamin Kennington

Friedrich Karl Steinhardt (1844-1894) THE LOVE LETTER

BAYROS, FRANZ VON 1866 - 1924 Portrait of Helene Deutsch

Considering A Reply, C.1860 - George Dunlop Leslie

Contemplation Auguste Toulmouche

Indecision Charles Baugniet

Old Letters Frederick Walker

The Letter Alfred Stevens

 
 
ЛЮБОВЬ в письмах выдающихся людей XVIII и XIX века


В Г. Белинский - невесте, впоследствии жене, М. В. Орловой


С.-П.Б. 1843 г., сент. 14-го

Наконец-то вы и Бог сжалились надо мною. О, если бы вы знали, чего мне стоило ваше долгое молчание Первое письмо мое пошло к вам 3-го сент. (в пят.), след. 6 (в понед.), вы получили его. Я расчел, что во вторник Агр. В. дежурная, и потому думал, что ваш ответ пойдет в среду (8-го), а ко мне придет в субботу. Но в субботу ничего не пришло, и мне с чего-то вообразилось, что я жду вашего ответа на мое письмо уже недели две. В воскр. нет, я приуныл, - и в голову полезли разные вздоры: то мое письмо пропало на почте и не дошло до вас, то вы больны, и больны тяжко, то (смейтесь надо мною - я знал, что я глуп - ведь, вы же сделали меня дураком) вы вдруг охладели ли ко мне Я не мог работать (а с работою и так опоздал, все думая о вас), мне было тяжело, жизнь опять приняла в глазах моих мрачный колорит. К тому же с воскресенья началась холодная и дождливая погода, а погода всегда имеет сильное влияние на расположение моего духа. В понедельник опять нет, сегодня ждал почти до 3-х часов, и с горя, несмотря на дождь, пошел обедать на другой конец Невского проспекта. Возвращаясь домой, возымел благое желание утешить себя в горе двумя десятками груш, твердо решившись истребить их менее, чем в двадцать минут. Прихожу домой, и из залы вижу в кабинете, на бюро, что-то в роде письма. У меня зарябило в глазах и захватило дух. Рука женская, но, может быть, это от Бак-х*. Н-т, на конверте штемпель московский. Что ж бы вы думали! - я сейчас схватил, распечатал, прочел? - Ничуть не бывало. Я переоделся, дождался, пока мой валет уйдет в свою комнату, - а сердце между тем билось...

Боже мой! сколько мучений прекратило ваше письмо! Сколько раз думал я, если это от болезни, то сохрани и помилуй меня Бог (это чуть ли не первая была моя молитва в жизни), если же это так - нынче да завтра, то прости ее, Господи! Я стал робок и всего боюсь, но больше всего в мире - вашей болезни. Мне кажется, что я так крепок, что смешно и думать и заботиться обо мне, но вы - о, Боже мой, Боже мой, сколько тяжелых грез, сколько мрачных опасении!

Тысячу и тысячу раз благодарю вас за ваше милое письмо. Оно так просто, так чуждо всякой изысканности и, между тем, так много говорит. Особенно восхитило оно меня тем, что в нем ваш характер, как живой, мечется у меня перед глазами, - ваш характер, весь составленный из благородной простоты, твердости и достоинства. Ваши выговоры мне за то и другое. я перечитывал их слово в слово, буква по букве, медленно, как гастроном, наслаждающейся лакомым кушаньем. Я дал себе слово, как можно больше провиниться перед вами, чтобы вы как можно больше бранили меня. Впрочем, вы в одном вашем упреке мне решительно не правы. Как вы мало меня знаете, говорите вы мне, и говорите неправду. Я вас знаю хорошо, а самая ваша безтребовательность могла меня уже заставить немножко зафантазироваться. Притом же, как русский человек, я как-то привык думать, что женясь, надо жить шире. Это, конечно, глупо. Я вас знаю - знаю, что вас нельзя ни удивить, ни обрадовать мелочами и вздорами, но не отнимайте же совсем у меня права думать больше о вас, чем о себе. Я знаю, что для вас все равно, тот или этот стул, лишь бы0 можно было сидеть на нем, но что же мне делать, если я счастлив мыслью, что лучший стул будет у вас, а не у меня. Глупо, глупо и глупо - вижу сам, да разве я претендую теперь хоть на капельку ума? Разве я не знаю, что с тех пор, как начал посещать Сок.*, - сделался таким дураком, каким еще не бывал. Теперь я понял ту великую истину, что на свете только дураки счастливы. Я было отчаялся в возможности быть сколько-нибудь счастливым, не понимая того, что не велика беда, если родился не дураком, - стоить сойти с ума... Зарапортовался!

Все, что вы пишете о том, что было с вами со дня нашей разлуки, все это так истинно, так естественно и так понятно мне. За ваши мысли о неприличии вносить в общество свою нарядную печаль ин хотелось бы поцеловать вашу ножку. А что вы пустились в пляс, это мне не совсем по сердцу, потому что усиленное движете, может быть, вам вредно, пожалуй еще простудитесь.

А ведь Аграфена-то Васильевна права, упрекая вас, что вы не говорили со мною откровенно о будущем. Я было не раз думал начинать такие разговоры, да как-то все прилипал язык к гортани. Впрочем, пользы от этого для меня не было бы никакой, но эти разговоры делали бы меня безумно счастливым и более и более сближали бы нас друг с другом. А то меня всегда и постоянно мучила мысль, что мы не довольно близки друг к другу, что мы ребячимся, сбиваясь немного на провинциальный идеализм.

Мое здоровье! Да Бог его знает, - говорю вам, что не разберу, жив ли я, или умер. В воскресенье, поехав обедать к Комарову; простудился слегка - кашель и насморк - оттого, что теплое пальто насквозь промокло от дождя. Впрочем, простудный кашель –наслаждение в сравнении с нервическим и желудочным. Теперь все прошло. Я должен покаяться пред вами в грехах. Вот в чем дело: не иметь никого, с кем бы я мог иногда поговорить о вас, - для меня мучение. Вот почему Мария Алекс. Комарова знает то, чего не знают Корши. Я сказал ее мужу, ибо сам не имел духа даже передать ей вашего поклона. Прихожу после и вижу, что ей как-то неловко со мною. Хочется ей потрунить на мой счет, - и боится. Тогда я сам прехрабро начал наводить ее на шутки на мой счет. И что же? Она так конфузилась, так ярко вспыхивала, что мы с ее мужем стали смеяться, а я просто был в неистовом восторге! И было от чего! Я, который краснею за других – не только за себя, был тут геройски бесстыден, а бедная М.А. за меня резалась. Но в прошлое воскр. мы с нею таки потолковали о вас и об институте. Вообще я рад, что К-вы знают: чрез это я обдерживаюсь, привыкаю к мысли о новом положении и приучаюсь не бояться фразы: «все был не женат, а то вдруг женат!»

Я совершенно согласен с А.В., что вы были лучше всех на маленьком бале нашей начальницы. Другие могли быть свежее, грациознее, миловиднее вас, - это так, но только у одной у вас черты лица так строго правильны и дышат таким благородством, таким достоинством. В вашей красоте есть то величие и та грандиозность, которые даются умом и глубоким чувством. Вы были красавицей в полном значении этого слова, и вы много утратили от своей красоты, но при вас осталось еще то, чему позавидуют и красота и молодость, и что не может быть отнято от вас никогда. Я это давно уже начал понимать, но опыт – лучший учитель, и я недавно чужим опытом, еще боле убедился в том, что ничего нет опаснее, как связывать свою участь с участью женщины за то только, что она прекрасна и молода. Долго было бы распространяться об этом «чуждом опыте», и мне хотелось бы рассказать вам о нем не на письме. И потому пока скажу вам одно, что Б.* глубоко завидует мне, а я ему нисколько, или, лучше сказать, очень, очень жалею его и понимаю его восклицания еще в Москве: «зачем ей не 30 лет?»

Хотелось бы мне сказать вам, как глубоко, как сильно люблю я вас, сказать вам, что вы дали смысл моей жизни, и много, много хотелось бы сказать мне вам такого, что вы и без сказыванья должны знать. Но не буду говорить, потому что на словах и на письме все это выходит у меня как-то пошло и нисколько не выражает того, что бы должно было выразить. Теперь я понимаю, что поэту совсем не нужно влюбляться, чтобы хорошо писать о любви. Теперь я понял, что мы лучше всего умеем говорить о том, чего бы нам хотелось, но чего у нас нет, и что мы совсем не умеем говорить о том, чем мы полны.

Прощайте, Marie. Вы просите меня не мучить вас, заставляя долго ждать моих писем, я отвечаю вам в тот же день, как получил ваше письмо, и посылаю мой ответ завтра. Так хочу я всегда делать.
 
 
 (220x40, 4Kb)

The Love Letter Auguste Toulmouche - 1863

The Love Letter Conrad Kiesel

The Novel George Dunlop Leslie - circa 1860

The Love Letter Gustave-Leonard de Jonghe - 1867

Клод Эндрю Калтроп Старые письма и мёртвые листья

Reflective Thoughts Charles Haigh Wood

Manuel Cusí

A Pleasant Letter Alfred Stevens

The Ballerina Pierre Carrier-Belleuse

Dancer Pierre Carrier-Belleuse

Игнасио Диас Олано

The Letter Julian Alden Weir - circa 1910-1919

The Lace Cap Gari Melchers - 1932




 

 

Рубрики:  женские образы, жанровая живопись
Метки:  

klassika   обратиться по имени Воскресенье, 08 Июня 2014 г. 17:30 (ссылка)
bca4fe68bd98 (699x91, 44Kb)
Ответить С цитатой В цитатник
 

Добавить комментарий:
Текст комментария: смайлики

Проверка орфографии: (найти ошибки)

Прикрепить картинку:

 Переводить URL в ссылку
 Подписаться на комментарии
 Подписать картинку