Михаил Врубель. часть 1-я

Михаил Врубель, загадочный русский художник, отношение к которому сильно менялось: от настороженно-негативного при жизни до восторженно-мистического – после смерти. 

О нём ходило и ходит много легенд, мифов и небылиц, для чего есть немало оснований: Михаил Врубель любил эпатировать публику (как и многие другие художник того времени), реализуя свое представление о жизни как о мифе и легенде.

Тайну его глубоко-символической и мистериальной живописи пытаются разгадать вот уже более ста пятидесяти лет (в 2016 году исполнилось ровно 160 лет со дня рождения гениального художника), но интерес к нему со временем только увеличивается. 

Он по-прежнему волнует и тревожит, особенно молодых.

По влиянию на русское искусство вообще, а не только на живопись, Михаила Врубеля можно сравнить разве что с Сезанном. 

 Он первым угадал путь, по которому будет развиваться живопись двадцатого века. 

Символизм и мифотоврчество Врубеля нашли отклик не только у художников, но и у поэтов-символистов – Блока, Белого, Вяч. Иванова и других

        

                                                                                                         

Художник родился в середине девятнадцатого века и был старше всех русских поэтов-символистов: Брюсова - почти на двадцать лет, Мережковского, Бальмонта и Вячеслава Иванова – почти на десять, Блока и Белого - и вовсе на четверть века, но своим он стал не для старшего поколения символистов, а для младшего, рожденного в восьмидесятые годы и вступившего во взрослую жизнь на трагическом изломе веков.

Настоящий гений чувствует будущее по едва уловимым сигналам и едва ощутимым толчкам. 

Михаил Врубель уловил грядущую трагедию двадцатого века, создав миф о страдающем Демоне, падшем ангеле, жестоком и мятущемся, который стал символом грядущей катастрофы наступающего столетия.

Учиться всерьез живописи Михаил Врубель стал довольно поздно, только в двадцать четыре года. 

Интерес к рисованию у него проявился еще в детстве: художник рос в благополучной семье и, хотя у него рано умерла мать, а отец вскоре женился второй раз, мачеха приняла его как родного, поощряя интерес и к живописи, и к музыке, и к литературе.

Ко времени поступления в Академию художеств Петербурга, художник уже имел университетский диплом юриста и отбыл воинскую повинность.

 С петербургским учителем живописи Михаилу Александровичу очень повезло. Павел Петрович Чистяков, хотя и не был выдающимся художником, но обладал особым педагогическим даром и разработал собственную методику обучения.

Он заставлял своих студентов рисовать не контурами, а формой, выстраивая ее линиями в пространстве. Благодаря этому, Михаил Врубель так настроил свой глаз, что через некоторое время мог различать сотни граней не только в сложных предметах, но и в самых простых. 

Он изучал строение снежинок, морозных узоров на окне, снега, лепестков цветов, тканей, бумаги и т.д.

Примером такого внимания к деталям является картина "Натурщица в обстановке Ренессанса" (1883). 

Михаил Врубель словно ювелир, ощупывал и шлифовал грани любой поверхности. 

Так постепенно формировался неповторимый мозаичный врубелевский стиль. Павел Чистяков сразу выделил вдумчивого и чрезвычайно работоспособного юношу из числа других.

Не отличавшийся прилежанием в учебе на юридическом факультете, Врубель разительно преобразился, поступив в Академию. Он работал по 10-12 часов и терпеть не мог, когда его отвлекали. В результате, когда давний друг Чистякова, профессор Прахов Адриан Викторович, обратился к нему с просьбой порекомендовать кого-нибудь из своих учеников для участия в реставрации старинного храма XII века в Кирилловом монастыре Киева, Павел Петрович, не раздумывая, назвал имя Михаила Врубеля.

Это стало поворотным моментом в судьбе художника. Киевский период - самый значимый, как с точки зрения становления стиля молодого, никому тогда неизвестного художника, так и с точки зрения появлении ключевой темы его мифотворчества – темы Демона. В Киеве Михаил Врубель работал на реставрационных работах всего полгода – с мая по ноябрь 1884.

За это время он написал образы Архангела Гавриила из сцены Благовещения, праздничные иконы Входа Господня в Иерусалим, Сошествия Святого Духа, Оплакивание, а также Ангелов с лабарами, поясные фигуры Спасителя, Моисея и Соломона, а главное - он научился писать Тишину, говорящее Молчание, почувствовав византийское храмовое искусство изнутри.

Работа требовала от художника больших усилий по вхождению в религиозную православную среду, в русскую традицию, в дух византийской иконописи с ее сакральными смыслами, многозначностью цвета и света, с глубоким символизмом. Это было очень важно для Михаила Врубеля с его нелюбовью к музеям и считавшего, что произведение должно органично вписываться в контекст окружающей среды.

Икона не может жить нигде, кроме как в храмовом пространстве. И потому все росписи, иконы и эскизы Врубеля киевского периода рассчитаны на то, что они вписываются в сакральное пространство православного храма с его жесткими установками и законами. Но главное - Михаил Александрович смог по-новому прочитать византийское наследие и глубоко прочувствовать его мистику.

Также как, когда-то Андрей Рублев, он смог «очеловечить» византийский холод русской душевностью и теплотой. Глядя на врубелевского «Пана», не могу отделаться от чувства, что это лик святого Петра из Успенского собора Владимира, расписанного рукой великого русского иконописца. Те же добрые глаза и та же русская душевность, в которых нет византийской строгости и жёсткости Феофана Грека. Через три столетия Михаил Врубель принял рублёвскую эстафету, наполнив иконопись человечностью и добротой.

Параллельно работе в жизни молодого Врубеля разворачивалась трагическая история его первой серьезной любви, породившей в конечном итоге тему Демона. Он влюбился в весьма эксцентричную светскую даму, имевшую французское подданство, пианистку, бравшую уроки у самого Листа, содержавшая в Киеве свой салон. Его посещали оформители Владимирского собора Киева, для которого Михаил Врубель готовил эскизы, чтобы тоже участвовать в его росписи.

Но так случилось, что, к несчастью, она была женой работодателя Врубеля - Адриана Прахова. Эмилия Львовна была старше Михаила на семь лет, но любовь не спрашивает про возраст. Чувства не были взаимными: светская львица предпочитала опытных кавалеров, даривших ей дорогие украшения и возивших ее на загородные пикники.

А бедный художник, неискушенный в любовных играх, мог только посвящать своей возлюбленной сонеты, дарить цветы и акварели, что у светской красавицы вызывало лишь усмешку. Единственное, что он мог делать от безысходности и любовных мук - писать бесконечное количество раз лицо роковой красавицы.

И само собой получалось, что лики всех Ангелов, Богородицы и даже Демона оказывались похожими на нее. Отец Михаила Врубеля, впервые увидев наброски к «Демону сидящему», напишет: «Мишин «Демон» очень похож на злую, пожилую даму». Да и сам художник видел, что его Демон всё больше обретает черты Эмилии Праховой. «Господи, как же мне избавиться от нее?!», - мучительно думал Михаил Врубель и не находил выхода.

Михаил Врубель. часть 2-я . Поиски стиля

 Своего отношения к Эмилии Праховой Михаил Врубель не скрывал. И потому вовсе не удивился, когда однажды ее муж, зайдя в Кирилловский храм и увидев, что со всех сторон на него смотрят глаза его собственной жены, вежливо предупредил молодого человека, что это компрометирует его жену, а кроме того, в православной иконописи существуют определенные каноны, исключающие подобное сходство с конкретным лицом.

Отстранение молодого художника от реставрации Кирилловского храма было сделано вполне изящно: Михаилу Врубелю оплатили поездку в Венецию под предлогом знакомства с техникой мозаики, необходимой для реализации проекта убранства строящегося Владимирского собора.

Венеция обогатила технику и колорит Врубеля, привнеся в нее особенности живописи Ренессанса. Под ее впечатлением Врубель написал четыре образа для иконостаса Кирилловского монастыря: святых отцов церкви Кирилла и Афанасия Александрийских, в честь которых и была построена обитель, а также иконы «Богоматерь с Младенцем» и «Спаситель».

У святых отцов Кирилла и Афанасия взгляд грозный, выполненный вполне в духе византийской иконографии, а лики Спасителя и Богоматери, по контрасту, кроткие и теплые - в духе древнерусской иконописи. В кирилловских росписях художнику во многом пришлось преодолевать свои академические навыки, приобщаясь к древнерусской традиции, и потому в них еще присутствует конфликт стилей.

Но уже в эскизах для Владимирского собора ситуация поменялась: произошла переработка и трансформация в едином оригинальном стиле трех разновременных техник: академической, иконописной и ренессансной. Художник наконец-то нашел стиль, созвучный новому времени и новой эпохе, сохранив при этом всё лучшее из прошлого.

На эскизах следует остановиться подробней, т.к. с них начинается новый Врубель. Встреча с древнерусской живописью и византийской мозаикой помогла ему понять символику цвета, света, найти свой колорит: сумеречные густые тона со сдвигом к холодным.

Изучение старинной византийской мозаики в Киеве, а потом - в Венеции, укрепило его в технике, привитой ему еще в Академии П.П.Чистяковым. Суть ее сводилась к расщеплению материала на отдельные мелкие атомы с их последующей огранкой, что создавало эффект разрушения формы и нейтрализации разнообразия материалов.

Кроме того, художник понял, что сияние фона византийской мозаики происходит не от внешнего источника, а от света, отражаемого поверхностью самой мозаики. Цвет в этом случае являлся всего лишь окрашенным светом и Михаил Врубель научился использовать этот эффект в своей живописи, превращая лист в светоотражающий экран.

Таким образом, в своих кристалллоподобных полотнах он соединил в единое целое цвет, свет, предмет, пространство и материал. Работа в храмах научила его и пониманию глубокого символизма древнерусской иконописи, в которой всё символично, начиная от цвета и света, и кончая конкретным сюжетом.

Икона – это место встречи двух миров и двух языков – земного и небесного и это - не предмет эстетического наслаждения, а символическая структура, которую надо уметь читать. И это тоже было взято художником на вооружение. Картины Врубеля потому и сложны для понимания, что они указывают различными символами и знаками на иную, невидимую глазу, реальность.

Так в изображении Пятидесятницы Михаила Врубеля присутствует не только сюжет, имевший реальное место в истории апостолов, но и то, как он изображен. Всё пространство здесь разделено на низ, середину и верх, что олицетворяет, соответственно, ад, земной мир и небесный. И совершенно не случайно Космос, который находится в аду, изображен художником гораздо крупнее обычного.

Это он, владыка Вселенной, противостоит Святому Духу и является прообразом Демона. Он низвергнут в ад, но также готов принять Святой Дух, на что указывают его открытые ладони. Эскизы к Владимирскому собору - синтез находок: символики, цвета, света, пространства, времени, воплотившиеся в таких шедеврах, как варианты «Надгробного плача», «Воскресения» и "Ангела с кадилом и свечой", подводящих итог киевским размышлениям и поискам.

Когда командировка закончилась, и художник вернулся в Киев, о возобновлении заказов на работу в монастыре и, как было обещано, на участие в росписях Владимирского собора, речь уже не шла. Михаил Врубель еще какое-то время боролся, показывая свои эскизы комиссии по строительству собора, но вердикт был однозначным и окончательным: эскизы не соответствуют православным канонам.

Правда, в 1887 году его все-таки решили использовать на мелких работах, но эскизы так и остались только на бумаге. Трагическое по мироощущению и сложное по структуре творчество Михаила Врубеля оказалось созвучным нарождающемуся искусству модерна, авангарда, экспрессионизма и символизма,

но, осложненное разными техниками, многозначностью и символизмом оно не воспринималось современниками. Его картины называли то бездарной мазнёй, то мерзостью и редко кто – дивной симфонией гения. Только новое поколение художников (Петров-Водкин, Борисов-Мусатов и др.) отнеслось к поискам Врубеля с пониманием. Настоящая слава к художнику пришла после смерти.

Так тихо-долго шла жизнь на убыль
В душе, исканьем обворованной...
Так странно-тихо растаял Врубель,
Так безнадежно очарованный...

Ему фиалки струили дымки
Лица, трагически безликого...
Душа впитала все невидимки,
Дрожа в преддверии великого...

Но дерзновенье слепило кисти,
А кисть дразнила дерзновенное...
Он тихо таял,- он золотистей
Пылал душою вдохновенною...

Цветов побольше на крышку гроба:
В гробу - венчанье!.. Отныне оба -
Мечта и кисть - в немой гармонии,
Как лейтмотив больной симфонии.
(Игорь-Северянин. Врубелю. Апрель 1910)

Отставленный от дома Прахова и от работы, Михаил Врубель пытался найти хоть какие-то источники заработка: учительствовал, репетиторствовал, делал случайные заказы, но все это было нелегально, т.к. никаких договоров с ним никто подписывать не хотел. И когда в 1886 году к сыну приехал отец, он удивился нищете, в которой жил его Миша.

Уехал отец расстроенным. Потом, вернувшись в Казань, сильно заболел и слёг. Михаила вызвали телеграммой, но дома его всё раздражало. Порадовали только подарки - теплые вещи и деньги на обратную дорогу. Но денег хватило только до Москвы. Так, случайно попав в Москву, в которой и не думал оставаться, Михаил Врубель остался здесь навсегда.

Московский период для Михаила Александровича стал закреплением и расширением уже найденных в Киеве идей, техник, приемов и тем, но, в отличие от Киева, где его считали неудачником и отщепенцем, Москва приняла художника, хоть и не сразу. Помог случай.

Сначала он встретил на улице давнего приятеля Константина Коровина, у которого и поселился, а потом судьба свела его с магнатом Саввой Мамонтовым, обеспечившим ему жилье и питание. Савва Иванович не был в восторге от живописи Михаила Врубеля, но интуитивно чувствовал, что это гениально.

https://obiskusstve.com/1185506841409096584/mihail-vrubel/

 

```````````````````````````````````````````````````````````````````````````